1. Имя.
Wade Wilson [Уэйд Уилсон] @ Deadpool [Дэдпул]
Джэк, Языкастый Наемник, Том Круз.

2. Возраст.
Дата рождения неизвестна, теоретически – около 30-40 лет.

3. Способности.
Сверхчеловеческие показатели (сила, скорость, реакция, защита, удар и т.д.). Благодаря роману со Смертью – гипотетически бессмертен. Повышенная регенерация – и это круче, чем у Росомахи, т.к. способен восстанавливаться до тех пор, пока от его тела осталась хотя бы горстка молекул. Уровень интеллекта – высокий; безумный гений, идеальные навыки троллинга и манипуляции, невероятно хитрый стратег, тактик. Знаток чуть ли не всех боевых искусств, мастерски их путает и мешает, управляется двумя любимыми катанами, разнообразным огнестрельным оружием начиная от старого револьвера и заканчивая танком/вертолетом/ракетой «воздух-воздух»; ему достаточно пяти минут, чтобы научиться обращаться с новым видом оружия. Считается основателем ББПЕ. Обладает иммунитетом к ядам, болезням, наркотикам и алкоголю. А еще – к телепатии, так как шизанутый псих.
Владеет телепортом, закрепленным на пряжке его костюма. Благодаря ему способен в любое мгновение переместиться в любую точку пространства. Плюс может создавать свою гало-копию. Правда редко этим пользуется, потому что забывает менять батарейки.
А еще он знает, что он герой комикса. И любит об этом рассказать.

4. Биография.
«Когда-то я был очень славным, - нет, правда, - очень славным парнем. Я жил в Небраске.. или нет, постойте, в Детройте? В общем, где-то в Огайо. У меня была милейшая маман и прекраснейший папа. Знаете, я каждый раз придумываю новую историю, поэтому почему бы вам не услышать первоначальный вариант? Это было бы забавно. Так вот, моя мать била меня все мое детство, вот буквально избивала, но на самом деле она умерла, когда мне было пять. Верите, нет? Всё так и было. А еще у меня была бабушка, но она тоже умерла. Упала с лестницы, свернула себе шею.. Нет, нет, ни в коем случае я ни какого отношения к этому не имею. Разве что только я её подтолкнул.. но ведь никто не видел, значит я не виноват. А мой отец бросил нас с матерью, когда я был еще совсем мальцом, а потом его застрелил какой-то чувак в баре. Короче! Не суть. Меня засунули сначала в один приют, потом в другой. Дети боялись меня, потому что я привык к побоям. Знаете, как весело бить детей? А еще очень весело бить надзирательницу. Эх, детства..
В семнадцать мне позволили вступить в армию. О, славные были денечки. Начальство охарактеризовало меня как меткого стрелка с великолепным тактическим складом ума. Буквально рожденного выживать. У меня не хватило духу сказать, но дело было в том, что я с детства практически не выпускал джойстик из рук. Да нет, я не о том джойсти… а не важно.
Но из армии меня поперли. За что – уже не помню, просто выставили на все четыре, так и не дав никаких званий или чего-то подобного. Наверное, им не нравилась моя тяга к жестокости. А я чего? Я подался в наемники. Прославился своим кодексом якобы чести – убивал только тех, кто того заслужил. Сейчас я не сильно отличаюсь от того, «молодого» себя, разве что мотивов у меня нет.. Ну, не важно.
Потом у меня было мнооого похождений любовных и не очень. Еще до того, как я стал Дэдпулом, я успел поменять трех или четырех возлюбленных – и каждую, честное слово, любил чисто и наивно. Я был красив, прекрасен, выполнял задания, но в большинстве случаев деньги за них не получал, потому что либо не делал так, как надо, либо отказывался от самой главной части. В общем, любили меня не очень сильно.
А потом я узнал, что болен раком. В общем-то, не самая лучшая часть моей жизни, потому что рак, видите, он до сих пор со мной, не смотря на то, что я вроде как относительно здоров.. по крайней мере – физически и пока в меня не начали тыкать копьями. Я покинул свою тогда очередную настоящую любовь и отправился в Канаду. За каким чертом – непонятно, но там я умудрился нарваться на очень неуемный Демартамент К, который тут же записал меня в программу Weapon X, пообещав излечить от рака. Естественно, я согласился, кому ж захочется умирать с передозом морфина на больничной койке? Но и тут не все так гладко. Кому еще могло повезти так же, как мне? Только разве что Росомахе, из ДНК которого  получили элементарный исцеляющий фактор. Который мне и прикрутили. Но во время эксперимента что-то пошло не так, в результате исцеляющий фактор сросся с раковыми клетками, тем самым, изуродовав все мое прекрасное, потрясающее тело. Благодаря этим дебилам-ученым я, сколько бы часто не исцелялся и регенерировал из куска уха или из пальца, все равно остаюсь лысым шрамированным уродом. Красота да и только.
Позже я некоторое время продолжал работать на Департамент Кей, вот только не все напарники мне нравились. Один зарвавшийся петух начал вести себя совсем неправильно. А потом меня заперли в Приюте Эриса Киллбрю. Не потому, что я красивый, а потому, что я того самого петуха, Слэйбэка, прикончил. Надо было вести себя правильно, вот и все.. Сначала я расстроился. Но потом понял, что это Судьба уготовила мне такую роль! В общем, именно в этом гребаном Приюте я встретил Её. Мою любимую, прекрасную и неповторимую. То была сама Смерть. Она зачастила ко мне в гости, мы общались, в общем – прекрасная женщина! Завидуйте, смертные.
Местный Король Киллбрю и его шут Аякс очень любили игру – Смертельные ставки (прим. автора – «dead pool»), суть которой заключалась в том, что злодеи ставили на заключенных всевозможные опыты, делая при этом ставки, кто сколько проживет. Я думал, что чем быстрее сдохну, тем раньше попаду к своей Пекрасной. Вот только мои попытки оказаться первым трупом вышли мне боком. Моего бро, Ворма, сильно ранили, не став добивать и кинув в клетке подыхать от боли и кровоизлияния. Но я же его друг. Я помог ему, прервал его мучения. Как настоящий хренов рыцарь. И за это я был подвержен казни, так как правила Приюта запрещают пациентам убивать других пациентов.  Аякс вырвал мне сердце. Спасибо ему за это. Исцеляющий фактор (привет, Росомаха!) сработал как-то не так. Потому что я не умер. А регенерировал! Как чертов ангел. Прирезал там всех и свалил, взяв себе кличку в честь Приюта – Дэдпул. Вот и познакомились.
К настоящему моменту я побывал в куче передряг и даже успел спасти мир. Пару раз. Верите, нет? На самом деле, никто этого не видел, каждый раз вес смотрели в другую сторону. Знаете, очень весело спасать людишек, а то и всю Вселенную, а потом не получить за это ни одного вшивого «спасибо». Но это к лучшему, я думаю.
Я успел пошпионить за Департаментом Кей, получить от них же работу (и стащить у них телепорт), убить кучу народа, влюбиться, поревновать, набить морду Сорвиголове, Росомахе (с которым, кстати, подружился). Испек почти четыре тысячи блинчиков как-то за один день, дал по яйцам Капитану Америке, полетал в костюме космического омара. Визл сейчас спонсирует меня оружием практически за так, Росомаха, кажется, меня побаивается (на самом деле я не знаю, но мне нравится так считать). Я брался за задание убить Кэйбла, но тот в итоге стал считать меня очень милым парнем, что никак не лезет в рамки моего понимания. Меня даже один раз умудрились похитить, но Росомаха так сильно меня любит, что решил спасти. Я точно знаю, это любовь. Ах, да, Танос (все знают такого титана?) приревновал Смерть ко мне (или меня к Смерти, чем черт не шутит) и проклял меня. И знаете, как? Он проклял меня бессмертием. Каждый раз, когда меня убивают – я возвращаюсь обратно. И с моей любимой мне не быть. Поговаривают, проклятие рассеется, если Таноса убьют, но все это чушь..
А еще в моей жизни порой появляется Спайди, который никак не хочет меня спасать. Он только бьет меня – и вот это точно То Самое Чувство.»

5. Характер.
Проблема Дэдпула в том, что раковые клетки в результате эксперимента Оружия Икс срослись с клетками его мозга. Он – двинутый на всю голову, и это факт. Уэйд болтает на три разных голоса, и каждый из них имеет свою личность. Часто видит галлюцинации, болтает без умолку, но при этом умудряется порой побеждать врагов, которые в несколько раз сильнее его. Бесспортно, Дэд – гениальный тактик, вот только его двинутость порой ему сильно мешает.
Когда-то Уилсон произнес крайне интересную фразу: «Ты когда-нибудь смотрел старый мультфильм про белку, пытающуюся съесть орех? Эта медленная белка находит орех… только она не может разбить его. Это слишком сложно. Тогда она бьет его кувалдой, бросает его с лестнице, переезжает на грузовике, но он никак не раскалывается. Наконец, она… бросает его с крыши Эмпаер Стэйт Билдинг. Он разбивается. И знаешь, что внутри? Еще одна ореховая скорлупа. И эта белка – я. Каждый раз я делаю выстрел, чтобы спасти мир, или сделать что-то правильное, или восстановить правду и правосудие, вместо того, чтобы потрошить людей. И каждый раз я получаю новую проблему. Каждый раз внутри оказывается еще один орех, который я должен разбить… и в следующем месяце… я пробую снова». И действительно, на протяжении долгого времени Дэдпул старается встать на сторону добра, но каждый раз, чтобы совершить какое-либо героическое действие, Уэйду приходится сделатьть что-то плохое, а потом еще и еще, и так до бесконечности. Правда Уилсон все равно не тянет на истинного и самоотверженного героя. Почему? Точный ответ на этот вопрос дал Человек-Паук, который сказал: «Ты хочешь быть хорошим парнем, чтобы тебя любили».
Дэдпул – человек без прошлого и без будущего, герой-одиночка, который так или иначе всегда остается один. Он отрицает все свои негативные эмоции, постоянно шутит, а его юмор носит скорее «сартирный» характер, нежели даже «чорный». Поговаривают, что шутит он потому, что слегка в себе неуверен.
Не смотря на его попытки сделать что-то геройское, Уилсон спокойно избивает дам и детей, взрывает здания и гробит кучу людей довольно жестокими способами, на месте устраивая садистские казни.
Эгоистичен, наигранно бездушен, обожает тако, шлюх, деньги и свои катаны. Часто проводит дни напролет у себя дома, в семейниках, в майке и в маске, поедая пиццу, такой, чипсы и смотря дурные ток-шоу. Один раз пытался завести золотую рыбку. Она до сих пор разлагается в аквариуме.

6. Занимаемая внешность.
Ryan Reynolds

7. Пробный пост

пост

Память. Человеческий организм способен на многое, почти на все, чтобы сохранить самое сокровенное у себя в голове – воспоминания. Воспоминания не событий, не людей, а ощущений. Чувств. Эмоций. Память шутит с людьми странные шутки, заставляя их слепо следовать за ветром  и до рези в глазах всматриваться в расплывающийся горизонт.
Память Джеймса Бьюкенена Барнса давно уже подала в отставку, размазав по стенам черепной коробки остатки того, что когда-то бережно хранила. И эти остатки поджаривали раз за разом, «обнуляя» его после очередного приступа. Приступы. Они были.. они просто были. От беспричинной злости сводило челюсти. А разобраться в причине, если она была, стало невозможным, потому что он не помнил. Ни-че-го. С ним остались только рефлексы и лозунги Рэд Рум. Этого было чертовски мало. По вискам скребли невидимые когти – изнутри, заставляя каждый раз пытаться не_вспоминать, потому что воспоминаний не было. Было только жгучее чувство ярости. Этот Капитан Америка, что так гордо называл его, призрака, своим другом, что так пафосно говорил о своей преданности, что так отчаянно позволял избивать себя закованной в сталь рукой, что так рьяно не_сопротивлялся.. Это всё из-за него. Он сломал всё, что у Солдата было. Заставил пытаться вспомнить, пересыпая сквозь пальцы труху новых и новых попыток. Зимний действительно пытался вспомнить – он смотрел на себя там, на выставке. Точнее на того, кто так на него похож. Разве что во взгляде читалась теплая преданность и стремление идти до конца за другом. У Солдата же во взгляде была только холодная расчетливость и пустота. Он привык следовать приказам. Но Капитан, которого звали Стив Роджерс, - и это имя неприятно холодило глотку, - стал чем-то большим. Он был уже не приказом, потому что цели нужно убивать молча, быстро, тихо. Он был чем-то личным. Оттого Зимний помнил – в каждый удар он вклыдывал не стремление убить, переломать пластины черепной коробки, а ярость, отчаяние и невозможность понять, чего же от него хотят.
Этот Стив Роджерс сделал существование идеального солдата Красной Комнаты похожим на ад. Самый настоящий, с горящими и плавящимися стенами. Только эти стены были внутри него; исходили чадом и пеплом, заставляли чувст-во-вать. И эти чувства приносили непреодолимое желание выблевать наружу легкие, вытащить что-то, что мешалось за диафрагмой, шевелилось там, порождая странные, поддернутые пылью эмоции. От этих чувств было нестерпимо плохо. Солдат не привык к ним, не знал, что с ними делать, был в полном, тотальном замешательстве.
И во всем был виноват «человек на мосту».
Капитан Америка.
Стив мать его Роджерс.
Первое время тянуло со страшной силой. Словно якорь уцепился за ребра – всеми тремя крюками – и тянул в неизвестном направлении, в туман. Там, на выставке, призрак ловил себя на том, что не может сосредоточиться на нужной информации, потому что просчитывает пути отхода, примечает все камеры, количество охранников, угол обзора, запасные выходы и количество возможных жертв. Расслабиться было невозможно. Надвинуть капюшон пониже, сжать до упора кулак биомеха, вдохнуть поглубже – и свалить из этого чертового города.
За три недели ему удалось найти то самое место, где он чувствовал себя максимально – допустимо – защищенным; обчистить пару заброшенных или ненужных до поры до времени складов Рэд Рума с оружием; привести найденное помещение в относительный солдатский порядок; понять, что нет ничего хуже, чем лишиться стабильных, понятных, ясных и четких приказов.
Чтобы прийти в себя – простой распорядок. Четыре часа сна на сорок восемь часов бодрствования, тренировки, попытки не_убить неуемную детвору, смерть одного, второго, тринадцатого, двадцать седьмого. Никто не замечал пропаж. Детройт умирал. Детройт был городом-призраком, а Зимний был человеком-призраком. Хотя человечного – он чувствовал – в нем не осталось ни капли. И эти эмоции, что поднимались грудой костей где-то внутри, принадлежали не_ему, кому-то чужому. Тому, кто «сержант Джеймс Барнс, сто седьмой батальон». Фраза выжигает подкорку и вводит в состояние очередного приступа. Стены бункера покрывается трещинами и вмятинами – левая бьет идеально, слажено шурша мелкими механизмами. У призрака перед глазами красная пелена ненависти.
Он собирает снайперскую винтовку, одну из самых тяжелых и любимых, раз за разом; потому разбирает, собирает вновь и не выходит на улицу, боясь зачистить район и оставить слишком много следов. Он привык быть шпионом, привык быть призраком, слухом, невидимкой. Сенсоры в протезе скрывают его от спутников и металло-детекторов. Повсюду он пытается найти тех, кто пришел по его душу. Но молчит Щ.И.Т, не появляются оперативники и группа зачистки из Красной Комнаты. Нет никого. Горизонт плавится. Под тяжелыми ботинками формы Рэд Рума хрустит стекло из выбитого внутрь окна на десятом этаже.
Ему непривычно без маски, скрывающей лицо, непривычно без старой аммуниции, которая ждет своего часа в подвале, который он сделал своей временной берлогой. Надо успокоиться, понять, разобрать по полочкам и вернуться к начальству. Надо пройти новое обнуление и вновь выполнять приказы.
Не_надо. Кулак с силой врезается в бетонную стену, сыпя серой крошкой на пол – рука, та, что живая, отзывается гудящей приятной болью. Нельзя возвращаться. Некуда. Не к кому. Ни за что и никогда. Призрак шумно выдыхает и поднимается на крышу. Отсюда, в лазерный прицел, видна детвора. Эти дети похожи на стаю гиен. Солдату противно. Красная точка шныряет по спинам, рукам, грудным клеткам. Целится в лоб кому-то, кто от смеха запрокинул голову.
А потом появляется он. И призрак понимает – попал. Нашли. Выследили. Роджерс передает мальцу мятую бумажку, а тут указывает рукой точно на ту крышу, где решил до вечера остаться призрак – он видит это в прицеле, забыв дышать вовремя. Когда Роджерс возвращается к небоскребу с щитом, Солдат, сжав зубы, ждет. Когда тот появляется из люка – он уже стоит на ногах. Стальной протез реагирует быстрее – дуло пистолета целится Стиву Роджерсу в грудь еще до того, как тот успевает сказать «Баки». Еще до того, как «Баки» успевает осмыслить собственные действия. Он молчит, замерев, смотрит прямо, выжидательно. Молчит, не отводя руки, и знает, что не выстрелит. Потому что алчное любопытство топит легкие. Любимчик всей Америки, мистер Капитан, говорит опять свое – искал, спас, помнишь. Призрак хмурится, вглядываясь в его лицо. Он не понимает, почему спас. Не потому что, вспомнил. Не потому.
Я ненавижу тебя. Я помню тебя. Я вижу тебя. Я слышу тебя. Нет. Нет! Всё это – не то, неправильное. Дыхание - ровное, ритм сердца – спокойный. Призрак заводит одну ногу за другую, делая шаг в сторону, не отрывает взгляда от лица Капитана, а пистолет все так же направлен тому в грудь.
– Я знал тебя, – выдает он наконец. Голос – непослушный, сухой и хриплый. Низкий. Чужой. – Я знал, – повторяет громче, увереннее. Не «помню», не «знаю», – «знал». И он делает на этом акцент, уверяя себя в чем-то. – Ты всегда такой герой? – В голосе прорываются нотки недовольства, но на лице до сих пор ни одной отчетливой и понятной эмоции.

---

8. Связь с вами.

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

о1. Фамилия, имя, прозвище
Kurt Wagner [Nightcrawler] || Курт Вагнер [Найткраулер, Ночной Змей]
о2. Принадлежность, сторона
X-men
о3. Способности
- телепортация (в любую точку мира), перемещения сопровождаются синеватым дымом и запахом горелой серы, которые появляются из неизвестного измерения, через которое он перемещается; при этом не способен телепортироваться в твердое вещество; для перемещения ему нужно знать местность, в противном случае последствия будут.. неприятны; так же после нескольких лет упорной тренировки Змей может переносить с собой груз в виде одного человека, но исключительно в радиусе двух километров от искомой точки телепортации.
- способен сливаться с тенями (окраска способствует, да).
- более гибкий позвоночник, нежели у людей, по этому сложные акробатические трюки не несут каких-либо повреждений; отличная физическая подготовка.
- исцеляющий фактор (слабее, чем, скажем, у росомахи).
- ночное зрение.
- хвост.
о4. Информация о персонаже
Родителями Курта являются Мистик и Азазель. После его рождения, Мистик бросила сына в колодец, однако Азазель втайне от неё спас Курта от падения и отдал его своей подруге и любовнице Маграли Жардос, чтобы та воспитала его. Маргали жила вместе с ребенком в небольшом баварском цирке, где работала гадалкой.
Именно там он осознал, что его особые способности и уникальная внешность были талантами, которые нужно прославлять. Задолго до того как у него появилась способность телепортироваться, Курт демонстрировал свою потрясающую природную ловкость. В юности он уже стал знаменитым акробатом и воздушным актером. Аудитория принимала его за нормального человека в костюме демона, и под его синей кожей видела талантливого исполнителя.
Через несколько лет миллионер из Техаса увидел номер Курта и решил приобрести мутанта для своего шоу уродов. С этой целью он купил весь цирк, в котором выступал Курт. Однако Ночной Змей не захотел работать на нового хозяина и уехал в немецкий городок Винзельдорф, где жил теперь его друг детства Стефан. Но встреча со старым приятелем не принесла Курту радости. Вот уже несколько лет Стефан был болен тяжелым психическим недугом, толкавшим его на совершение чудовищных убийств. Ночной Змей застал своего друга в тот момент, когда тот пытался убить ребенка. Курт вступил с ним в борьбу и случайно свернул Стефану шею.
Вагнер скрылся в небольшой деревушке Винзельдорф от преследования, спровоцированного смертью Стефана. Он пользовался любовью и уважением большинства местных монахов, но многие жители относились к нему со смесью страха и ненависти. Они приняли его за демона, решив наказать за убийство, обнаружили его и собирались напасть. Спас Курта профессор Чарльз Ксавьер, который обездвижил людей и пригласил Вагнера стать членом Людей Икс. Но, вскоре после этого, он ненадолго покинул команду, отправившись в одиночное путешествие и, в то же время, недолго был в составе команды под названием Экскалибур. После роспуска Экскалибура, Ночной Змей вернулся к Иксменам вместе с Колоссом и Китти Прайд.
Не смотря на то, что Курт легок на шутки как скромные, так и порой грубые, он является ярым последователем римско-католической церкви, а некогда вообще хотел стать священником. Но, увы, в этом ему не удалось преуспеть.
Люди ненавидели и боялись его больше других мутантов за его странные способности и пугающую внешность, в то время как этот синекожий хулиган является ангелом хранителем всех мутантов, борясь с людьми-фанатиками и генными террористами. Другие могут свободно появляться в толпе, так как выглядят как обычные люди; Курт же навсегда отмечен меткой мутанта.
Благословленный друзьями и своими способностями, Ночной Змей в глубине души является идеалистом. Он научился не смотреть на внешность, а искать человеческие качества в душе даже тех, кто отказывался увидеть их в нем. Человек веры, Ночной Змей свято верит каждой клеткой своего тела в мечту, пусть возможно и неосуществимую, - взаимное признание и мирное сосуществование людей и мутантов. Курт знает по собственному болезненному опыту, насколько жесток может быть мир, и он никогда не перестанет пытаться изменить его к лучшему.
о5. Внешность
Рост: 182 см;
Вес: 88,5 кг;
Цвет глаз: ярко желтый, без зрачков;
Цвет волос: индиго;
Всего по три крупных пальца на руках и ногах.
Alan Cumming || Алан Камминг.
о6. Пост

...

timeline: после событий в Винзельдорфе.
time: 0.30 a.m.
location: The Cathedral of St. John the Divine, Manhattan, New York City.

Собор Святого Иоанна до сих пор был не достроен, именно этим он и притягивал. Незаконченные перекрытия хора, оставленные на половине башни, незавершенное средокрестие – всё это манило, излучая ауру заброшенности, спокойствия и тишины. Пройтись по пустому залу, вглядываясь в темно-синие стекла витражных окон, рассматривая фигуры святых у колонн, улыбаясь огромному органу на другом конце помещения. С каждым шагом с пола поднимаются облачка строительной пыли и уличной грязи, шуршат сухие листья, проникшие в храм сквозь неплотно прикрытые огромные двери.
Его тянуло сюда каждую ночь. Каждый день он хотя бы раз возвращался мысленно в это величественное сооружение. Огромный храм, выделяющийся на фоне современных построек, который строят уже больше сотни лет. Но это не важно – ведь самые величественные постройки возводились на протяжении трех, а то и пяти веков.
Ему вновь и вновь хотелось пройтись по пустому залу, посидеть на одной из искусно вырезанных деревянных скамеек, взглянуть в глаза почти живому Иисусу, распятому на кресте. Здесь к нему возвращалась ясность мысли, вера, спокойствие и умиротворенность.
И вот, он снова тут. Закрыв за собой мощную створку, Курт изменил обычному маршруту по храму, сворачивая в боковой проход. С фресок осыпалась строительная пыль, пока он забирался наверх, к одному из любимейших витражных окон – огромное, круглое и полностью составленное из синего стекла, оно преломляло свет так искусно, что в этом закутке всегда оставалась ночь – своя собственная, чуть светлая, немного пыльная.
Эту ночь, как и любые другие, он разделит со своей навязанной судьбой подругой. Она и сейчас была здесь – чуть прихрамывая, подобралась к нему, удобно устроившемуся в углу напротив окна. Она взобралась ему на колени, неуклюже взмахивая крыльями, доверчиво ткнулась клювом в раскрытую ладонь. Старая ворона, слепая на один глаз и с поломанным крылом. Вагнер знал, что исправить этот недочет уже никак нельзя – крыло бедной птицы было сломано сразу в нескольких местах и зажило неправильно, пернатая не могла его даже толком сложить, волоча за собой по полу и собирая пыль.
Усмехнувшись, Змей осторожно почесал моментально распушившую перья ворону под клювом, зная, что это ей очень нравится. Достав из кармана припасенные хлебные крошки, он протянул их подруге, наблюдая, как она деликатно склевывает их. Умная, старая, искалеченная птица.
Каждую ночь, проведенную здесь с ней, Курт думал об одном и том же. Его покидали мысли о собственной судьбе, он забывал обо всем том, что окружало его накануне, забывал новых врагов и старых знакомых, думая лишь об одном. Он никак не мог решить для себя, будет ли правильным этот поступок, который каждый раз в красках возникал перед внутренним взором. Снова и снова Вагнер размышлял, что есть у этой вороны.
Она лишена того единственного, чем по праву могут гордиться птицы – полета. Нужна ли ей такая жизнь? Пусть у ворон, быть может, нет чувств таких, какими обладают люди, пусть она не боится того, что может ожидать её с таким существованием – любая кошка, почуявшая запах птицы, может стать концом скудной жизни. И тот факт, что один глаз был когда-то утерян в драке, ничуть не улучшает общей картины. Вагнеру было жаль эту птицу, чертовски жаль.
Что, если бы меня лишили моих способностей, до этого дав всласть ими насладиться? Сейчас я бы, наверное, смирился, но год, два назад – это было бы потерей слишком ощутимой. И даже не беря в расчет то, что я мог бы внешне забыть, начать новую жизнь – есть ли такая возможность у старой птицы? Хотя, кто я такой, чтобы судить.. Но я могу, я хочу помочь ей.
Расслабившись, Змей откинул голову назад, закрыл глаза и позволил себе хоть немного пофантазировать. Пусть это и глупо звучит даже в мыслях, но у Бога в Раю должен быть уголок для таких пострадавших от жизни неразумных тварей, как эта ворона. Там-то она уж точно сможет летать.
Он был знаком с этой птицей уже давно. Она доверяла ему и позволяла носить себя на руках, благодарно цеплялась когтями за ткань пальто и махала для равновесия поврежденным крылом, пытаясь удержаться на плече неусидчивого Вагнера, когда тот расхаживал вдоль витражного окна в моменты раздумий. И теперь она, наевшись и нахохлившись, устроилась у него на коленях, прикрыв здоровый глаз и распластав сломанное крыло.
- Прости меня, милая. Ты не достойна этого. Как и я не достоин решать это за тебя.
Вздохнув, Курт осторожно провел кончиками пальцев по темным, будто пыльным, перьям птицы. Темные зрачки сузились в тонкую полоску от непередаваемости ощущений, когда пальцы сжались на птичьей шее, мгновенно выкручивая позвоночник под неестественным углом. Птица не успела даже шелохнуться, безвольной тряпкой продолжая лежать на коленях Змея.
Возможно, он был не прав, лишая это существо жизни по собственному желанию. Но в воображении всё казалось вполне логичным. Она больше не будет мучиться. И уж точно такая смерть лучше, чем мучительное угасание в лапах оголодавшей уличной кошки. Правда, теперь по ночам в этом храме будет одиноко.
Вагнер до самого рассвета приглаживал перья птицы, а потом оставил тельце в корнях дерева на заднем дворе храма, где по планам должно было располагаться в будущем небольшое кладбище.
Он надеялся, что поступил правильно. И лишь в глубине души был в этом уверен.

MARVEL

ИМЯ И ФАМИЛИЯ James Buchanan «Bucky» Barnes Джеймс Бьюкенен «Баки» Барнс Зимний Солдат # Winter Soldier ВОЗРАСТ, РАСА, ОРИЕНТАЦИЯ ~90 лет, человек, бисексуален. СВЯЗЬ 458202

ИНФОРМАЦИЯ О ПЕРСОНАЖЕ

BIOGRAPHY

Маленький малыш по имени Джейми Барнс родился в солнечном Бруклине в 1925 году. Несколькими годами позже, научившись ходить, Джеймс потерял мать и нашел Стива, который с первого же дня знакомства окрестил его Баки. Отличием Джеймса была его любовь к Вооруженным Силам и яркое, неугасаемое желание пойти по стопам отца. Именно поэтому он, в возрасте двадцати лет, пожелав удачи лучшему другу, отправился в военный лагерь Лихай. Самоотверженность и потрясающая отдача Баки сделали его символом лагеря и привлекло к нему внимание Ромулуса, хотя сам Баки о его вмешательстве в свою жизнь не в курсе. Его часто отправляли в командировки на спец.тренировки, одной из таких была командировка в Англию на два месяца, где Барнс тренировался с британским спецназом, а затем получило доступ к особым треннингам в штатах.
В самом начале Второй Мировой Баки вновь встречает Стива, который слету рассказывает ему о том, что он теперь – тот самый Капитан Америка, заслуживший уже толику славы. С тех самых пор и вплоть до 1945 года они работали вместе, выполняя поставленные свыше миссии. Но роковой стала та самая миссия, когда они пытались остановить Барона Генриха Земо, пытавшегося похитить экспериментальный образец военного беспилотника, сконструированного союзными силами Капитана. Им почти удалось закончить миссию, но, увы, их провели. Мало того, что они попали на борт корабля, будучи без сознания, так еще и оказалось, что беспилотник заминирован. Капитану удалось спастись, но Баки не смог спрыгнуть с борта. вовремя. Не многие тогда знали или предполагали, что Баки, упавший в воды Атлантического Океана вслед за Капитаном сразу после взрыва, не только потерял руку, но еще и умудрился выжить, замерзнув во льдах.
Его нашли, нашли советские ученые, которые хотели отыскать тело Стива Роджерса. Конечно, без Сыворотки он им был не нужен. И именно поэтому его вновь, покалеченного, возвратили в анабиоз. В 1954 году Баки «разбудили», провели операцию, снабдив его биомеханическим протезом, провели капитальную промывку мозгов, воздействовав на нужные болевые и моральные точки, сломав, стерев практически всю «оперативную память», наградив новым именем. С тех самых пор в разведке он стал известен как призрак, Зимний Солдат, не знающий себя и действовавший во славу Красной Комнаты.
В то же время Джеймс повстречал Наталью Романову, что участвовала в этом же проекте. Целых два года у них длился странный прерывающийся роман, потому что как только Солдата отправляли в анабиоз, пытаясь оттянуть его старение между операциями, Наташа недоумевала, куда пропал любимый. Вскоре Романова узнала про эти маневры начальства, но было уже поздно, ибо то самое начальство коварно стерло Зимнему память, а Наташу выдало замуж за Алёшку Шостакова.
Баки стал известен тем, что появлялся из ниоткуда и пропадал в том же направлении, проворачивая операции, несущие за собой сотни смертей. Считалось, что он – полностью под контролем.. вплоть до того момента, как после одной из операций он вдруг пропал, не доложив о выполнении и результатах. Его нашли довольно быстро – бродящим по улицам Нью-Йорка. С тех самых пор было решено подвергать его новым процедурам, которые блокировали эмоции частично или полностью. Но даже после того, как к нему приставили надсмотрщика – Василия Карпова – Барнс продолжал все чаще и чаще демонстрировать то, насколько он психически неустойчив. Самым частым показателем срыва была беспричинная агрессия к сотрудникам организации в перерывах между миссиями. Ученые вернулись к отложенной практике – Барнса вновь помещали в анабиоз, пока он был не нужен. В последние годы Солдат почти не возвращался в «камеру сна», четко выполняя полученные задания.

Когда-то Баки был душой компании, правда, не всегда был уверен в себе, хотя никогда этого не показывал. Он умело завязывал новые отношения, спокойно говорил на всевозможные темы, был прекрасным солдатом и верно служил родине. Когда-то он был преданным другом, любимым старшим братом и замечательным защитником Америки, но все пошло псу под хвост, когда его сломали, создавая на остатках былой личности новую – личность Зимнего Солдата.
По началу он еще испытывал какие-то эмоции, совершенно не помня своего прошлого. Продолжал блистать умением заводить новые отношения, но вдруг прослыл своей любовью к убийствам во имя организации. Отличался довольно резкой ненавистью к всему Западу, верно служил Советам и вдруг ярко светил циничностью. А потом, когда приступы агрессии и ярости стало сдерживать труднее, когда попытки вспомнить стали чаще, Баки перестал чувствовать вообще. Он превратился в идеальную машину для убийства, проворачивал великолепные операции, унося вслед за собой чужие жизни во имя Красной Комнаты. Барнс выработал привычку запоминать обстановку и изображать, что он смог бы, а что не смог бы сделать в той или иной ситуации. Постоянно замечает альтернативные пути отхода и продумывает несколько путей действий. Хладнокровный убийца без морали и принципов, часто подвергается приступам ярости и агрессии, не реагируя на наказания начальства.

---

Бионическая рука даёт Джеймсу определённые сверхчеловеческие способности:
• Сверхчеловеческая сила.
• Усиленная реакция (время отзыва его руки выше, чем у любого олимпийского атлета).
• Сенсоры (рука содержит различные сенсоры, которые позволяют проходить через металлоискатели, не потревожив их. Также сенсоры могут защитить от обнаружения другие металлические объекты, например, ножи или огнестрельное оружие).
• Усиленный контроль (может контролировать руку, даже когда она отделена от тела, или его рука может быть запрограммирована на определённые действия, когда она отделена от тела).
• Удар током.
• ЭМИ (может использовать ЭМИ, тем самым отключая электронику).
Помимо этого – мастер боевых искусств, отличный снайпер (сказались тренировки в САС), эксперт в области разведки и шпионажа, полиглот; силы на пике человеческих возможностей.

ПОСТ

Память. Человеческий организм способен на многое, почти на все, чтобы сохранить самое сокровенное у себя в голове – воспоминания. Воспоминания не событий, не людей, а ощущений. Чувств. Эмоций. Память шутит с людьми странные шутки, заставляя их слепо следовать за ветром  и до рези в глазах всматриваться в расплывающийся горизонт.
Память Джеймса Бьюкенена Барнса давно уже подала в отставку, размазав по стенам черепной коробки остатки того, что когда-то бережно хранила. И эти остатки поджаривали раз за разом, «обнуляя» его после очередного приступа. Приступы. Они были.. они просто были. От беспричинной злости сводило челюсти. А разобраться в причине, если она была, стало невозможным, потому что он не помнил. Ни-че-го. С ним остались только рефлексы и лозунги Рэд Рум. Этого было чертовски мало. По вискам скребли невидимые когти – изнутри, заставляя каждый раз пытаться не_вспоминать, потому что воспоминаний не было. Было только жгучее чувство ярости. Этот Капитан Америка, что так гордо называл его, призрака, своим другом, что так пафосно говорил о своей преданности, что так отчаянно позволял избивать себя закованной в сталь рукой, что так рьяно не_сопротивлялся.. Это всё из-за него. Он сломал всё, что у Солдата было. Заставил пытаться вспомнить, пересыпая сквозь пальцы труху новых и новых попыток. Зимний действительно пытался вспомнить – он смотрел на себя там, на выставке. Точнее на того, кто так на него похож. Разве что во взгляде читалась теплая преданность и стремление идти до конца за другом. У Солдата же во взгляде была только холодная расчетливость и пустота. Он привык следовать приказам. Но Капитан, которого звали Стив Роджерс, - и это имя неприятно холодило глотку, - стал чем-то большим. Он был уже не приказом, потому что цели нужно убивать молча, быстро, тихо. Он был чем-то личным. Оттого Зимний помнил – в каждый удар он вклыдывал не стремление убить, переломать пластины черепной коробки, а ярость, отчаяние и невозможность понять, чего же от него хотят.
Этот Стив Роджерс сделал существование идеального солдата Красной Комнаты похожим на ад. Самый настоящий, с горящими и плавящимися стенами. Только эти стены были внутри него; исходили чадом и пеплом, заставляли чувст-во-вать. И эти чувства приносили непреодолимое желание выблевать наружу легкие, вытащить что-то, что мешалось за диафрагмой, шевелилось там, порождая странные, поддернутые пылью эмоции. От этих чувств было нестерпимо плохо. Солдат не привык к ним, не знал, что с ними делать, был в полном, тотальном замешательстве.
И во всем был виноват «человек на мосту».
Капитан Америка.
Стив мать его Роджерс.

Первое время тянуло со страшной силой. Словно якорь уцепился за ребра – всеми тремя крюками – и тянул в неизвестном направлении, в туман. Там, на выставке, призрак ловил себя на том, что не может сосредоточиться на нужной информации, потому что просчитывает пути отхода, примечает все камеры, количество охранников, угол обзора, запасные выходы и количество возможных жертв. Расслабиться было невозможно. Надвинуть капюшон пониже, сжать до упора кулак биомеха, вдохнуть поглубже – и свалить из этого чертового города.
За три недели ему удалось найти то самое место, где он чувствовал себя максимально – допустимо – защищенным; обчистить пару заброшенных или ненужных до поры до времени складов Рэд Рума с оружием; привести найденное помещение в относительный солдатский порядок; понять, что нет ничего хуже, чем лишиться стабильных, понятных, ясных и четких приказов.
Чтобы прийти в себя – простой распорядок. Четыре часа сна на сорок восемь часов бодрствования, тренировки, попытки не_убить неуемную детвору, смерть одного, второго, тринадцатого, двадцать седьмого. Никто не замечал пропаж. Детройт умирал. Детройт был городом-призраком, а Зимний был человеком-призраком. Хотя человечного – он чувствовал – в нем не осталось ни капли. И эти эмоции, что поднимались грудой костей где-то внутри, принадлежали не_ему, кому-то чужому. Тому, кто «сержант Джеймс Барнс, сто седьмой батальон». Фраза выжигает подкорку и вводит в состояние очередного приступа. Стены бункера покрывается трещинами и вмятинами – левая бьет идеально, слажено шурша мелкими механизмами. У призрака перед глазами красная пелена ненависти.

Он собирает снайперскую винтовку, одну из самых тяжелых и любимых, раз за разом; потому разбирает, собирает вновь и не выходит на улицу, боясь зачистить район и оставить слишком много следов. Он привык быть шпионом, привык быть призраком, слухом, невидимкой. Сенсоры в протезе скрывают его от спутников и металло-детекторов. Повсюду он пытается найти тех, кто пришел по его душу. Но молчит Щ.И.Т, не появляются оперативники и группа зачистки из Красной Комнаты. Нет никого. Горизонт плавится. Под тяжелыми ботинками формы Рэд Рума хрустит стекло из выбитого внутрь окна на десятом этаже.
Ему непривычно без маски, скрывающей лицо, непривычно без старой аммуниции, которая ждет своего часа в подвале, который он сделал своей временной берлогой. Надо успокоиться, понять, разобрать по полочкам и вернуться к начальству. Надо пройти новое обнуление и вновь выполнять приказы.
Не_надо. Кулак с силой врезается в бетонную стену, сыпя серой крошкой на пол – рука, та, что живая, отзывается гудящей приятной болью. Нельзя возвращаться. Некуда. Не к кому. Ни за что и никогда. Призрак шумно выдыхает и поднимается на крышу. Отсюда, в лазерный прицел, видна детвора. Эти дети похожи на стаю гиен. Солдату противно. Красная точка шныряет по спинам, рукам, грудным клеткам. Целится в лоб кому-то, кто от смеха запрокинул голову.
А потом появляется он. И призрак понимает – попал. Нашли. Выследили. Роджерс передает мальцу мятую бумажку, а тут указывает рукой точно на ту крышу, где решил до вечера остаться призрак – он видит это в прицеле, забыв дышать вовремя. Когда Роджерс возвращается к небоскребу с щитом, Солдат, сжав зубы, ждет. Когда тот появляется из люка – он уже стоит на ногах. Стальной протез реагирует быстрее – дуло пистолета целится Стиву Роджерсу в грудь еще до того, как тот успевает сказать «Баки». Еще до того, как «Баки» успевает осмыслить собственные действия. Он молчит, замерев, смотрит прямо, выжидательно. Молчит, не отводя руки, и знает, что не выстрелит. Потому что алчное любопытство топит легкие. Любимчик всей Америки, мистер Капитан, говорит опять свое – искал, спас, помнишь. Призрак хмурится, вглядываясь в его лицо. Он не понимает, почему спас. Не потому что, вспомнил. Не потому.
Я ненавижу тебя. Я помню тебя. Я вижу тебя. Я слышу тебя. Нет. Нет! Всё это – не то, неправильное. Дыхание - ровное, ритм сердца – спокойный. Призрак заводит одну ногу за другую, делая шаг в сторону, не отрывает взгляда от лица Капитана, а пистолет все так же направлен тому в грудь.
– Я знал тебя, – выдает он наконец. Голос – непослушный, сухой и хриплый. Низкий. Чужой. – Я знал, – повторяет громче, увереннее. Не «помню», не «знаю», – «знал». И он делает на этом акцент, уверяя себя в чем-то. – Ты всегда такой герой? – В голосе прорываются нотки недовольства, но на лице до сих пор ни одной отчетливой и понятной эмоции.

ХРОНОЛОГИЯ

---

ЕСТЬ ВЕЩИ, ОТ КОТОРЫХ НЕ СБЕЖАТЬ.
ОНИ СТАНОВЯТСЯ ТВОЕЙ СУТЬЮ. ЛИБО ПРИВЫКАЙ, ЛИБО НЕТ.
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..Тейн Омнион
THANE OMNION

ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ 23 февраля 1991 год, 26 лет; СТРАНА, РОДНОЙ ГОРОД США, Нью-Йорк ПРОФЕССИЯ Первый курс  школы актерского мастерства. Бывший администратор в борделе.

ГРУППА одиночка, бывший член группы дикарей; ВЫБРАННАЯ ВНЕШНОСТЬ Frederick "Freddie" Fox, о1, о2, о3 СВЯЗЬ С ВАМИ degrimm

НАВЫКИ и ИНТЕРЕСЫ
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..
От природы достаточно гибок и пластичен, чем не единожды пользовался по жизни до катастрофы. Да и после - тоже. Хороший вкус - в музыке, в готовке, в одежде. Знает, как замести следы при поджоге. Опыт выживание в тюрьме, куда засовывают за убийство.

ИСТОРИЯ
.. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..
Тейн с самого детства любил чай, собак, огонь и своего брата. Любовь к брату сворачивалась со временем из гусеницы в куколку, хотя бабочки из этого не получилось. На свет вылезло страшное чудовище. Но много, много позже. Их семья была не среднестатистической. Мать, хрупкая дамочка, на десяток лет младше своего суженого, не перенесла таких быстрых родов, одного за другим родив сначала Тейна, а потом и Рейна. Загремела в психушку с диким расстройством личности. Отец, так себе человек, на самом деле, с горем пополам воспитал двух пацанов. В основном, конечно, они друг друга воспитывали. Тейн, как мог, считал себя старшим, всячески скрывал от папаши свои отклонения по физической части – завышенный болевой порог, доводящий порой до истерик, да ориентацию гадскую. Жил, как мог, почаще стараясь бывать рядом с братом. Но тот отдалился, закрылся, отвалился, словно кусочек грязи от одного большого кома. Потом станет алмазом – может быть.
Тейн отчаянно нуждался в самореализации, но как-то не приходилось. Он искал себя, но не находил. Не находил достаточно долго – школу уж закончил, просрал все полимеры, пропустил поступление в институт в один год, в следующий, в итоге, послав всех далеко и надолго, перестал скрываться. Перестал вести себя пра-виль-но. Стал тем, кем он есть. С лисьим оскалом, с замашками суицидника и агрессора. В теле задохлика притаилась хилая, но истеричная гремучая змея. Наладив кое-какие связи, Тейн устроился администратором в так-себе ночной клуб, который скрывал за завесой тайны элитненький бордель.
Все вместе это напоминало двойную жизнь. Потому что.. выглядело это странно, на самом деле. Тейн, пытаясь работать нормально, одновременно с этим срывался, иногда устраивая мелкие, некрасивые поджоги. Горящая свалка, небольшой бакалейный магазинчик. Он и не думал, что однажды это приведет к каким-то.. жертвам. И он был в них виновен. Виновен во многом. Как минимум два пожара от его рук унесло жизни семи человек в совокупности. Но Тейна это не задевало. Больше всего его задевало то, что боль, остававшаяся после ожогов, практически не отдавалась в голове, в нервных окончаниях. Анальгезия не развивалась, но расползлась уже по телу, не давала о себе знать в раннем детстве. Его просто считали стойким. Выносливым. А он плохо понимал смысл боли, потому что не чувствовал ее. Ему приходилось следить за собой. После каждого ушиба и падения проверять тщательно руки, ноги, голову, глаза и даже, мать их, зубы. После жесткого секса позорно закрывался в ванной, если были силы, и проверял собственную задницу на целость. Это было почти что унизительно. Но со временем Тейн, не привыкший ограничивать себя, просто привык к этим сраным процедурам. Жить очень хотелось.
И жизнь его превратилась лет с семнадцати во что-то среднее между полнейшим разгильдяйством, смазанным привкусом пепла, крови и грязи, и откровенной сосредоточенностью, в которую приходилось окунаться каждый день с головой, словно в чан с холодной водой.
Вскоре отношения с братом стали налаживаться. Он частенько заглядывал к Рейну в бар, напивался на его глазах, жаловался на отсутствие боли, на глазах у брата возя осколком стекла от разбитого кем-то стакана по ладони, иногда плакал откровенно, иногда на глазах у брата клеил местных смазливых и не очень личностей. А потом он увидел, как его маленький, прекрасный Рейни буквально сходит с ума. Он тогда не рассчитал. Думал только о том, чтобы брат не пострадал. Оттаскивал его от мужика, голова которого превратилась почти в кровавое месиво. И позже, мрачно усмехаясь, признался в этом убийстве. Сказал, что сделал все сам. А свидетель был только один – сам Рейни. Который упорно молчал, не глядя на брата. А потом, за закрытыми дверями, Тейн признался и во всех поджогах. Просил не рассказывать об этом общественности. И его засадили. На пожизненное. Это было так по-глупому, так странно. Он до последнего не верил, что оказался за решеткой. И пришлось выживать в столь раннем возрасте, неся на себе чужое убийство, а вслед и за ним - свои собственные. Убийство Рейни признали совершенным во состоянии аффекта. У Тейна начали искать отклонения – и нашли целый ворох, поставив на учет в психушке и в больнице. Следили за ним. А он следил за собой.
Катастрофа расставила все по своим местам, перемешав колоду. Он вышел на свободу, опять не веря в череду случайных или не очень событий. Прибился к стае. Стал местным квазиджокером. То и дело порывался поджечь кого-то. Или что-то. Говорят, один из крупных лесных пожаров – его рук дело. Но кто уж докажет. Через какое-то время покинул знакомых, быстро и скрытно, схватив за шкирку брата, которого там же и нашел. В данный момент движется туда же, куда и все, но в гордом одиночестве вместе с Рейном.
Тейн – порой спокойный, а порой – взрывной. В тюрьме, где он отсидел полтора года, почти полгода провел в депрессии, после чего включился тайный мамочкин подарок – вместо полноценной шизофрении включилась кататония, в которую он порой впадал, становясь абсолютно беззащитным для мира сего. Или, наоборот, слишком страшным для оного. По характеру, конечно, милый. Пидорас, если можно так выразиться. Полнее слова не найдешь. Любит физический контакт, целоваться, обнимать кого-то до хруста в ребрах. Любит, когда не один. Любит улыбаться. Собачник, пироман и просто странный парень. Любит брата – всё еще. Забота включается только при виде Рейна, что, в принципе, нормально. Ни в коем разе, правда, не интересовался после выхода из тюрьмы, где младший. Наверное, это защитная реакция. Кто его знает.

ОТКУДА О НАС УЗНАЛИ .. .. .. .. .. .. .. с самого начала наблюдал

ПРОБНЫЙ ПОСТ .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. .. пост Ему часто говорят – господи, Макс, на тебе живого места уже нет. Часто приходится задумываться – из-за чего? Из-за татуировок или очередного синяка во всю морду? Сказать сложно. Синяки сходят быстро, а татуировки он обновляет раз в два года. Если понадобится. Правый висок и щеку украшает незамысловатый кинжал теперь. Всё полетело крахом – и Исаев со своей группой полетел следом. Он старался, отчаянно карабкался, вытягивал ребят, как мог. Но оказался в той же жопе, где и вся, мать её, Гидра. Сидел теперь, в луже собственных экскрементов, судя по душевным ощущениям, и не рыпался. Опасно было дергаться в сторону. Словно у затылка призрачно маячил ствол с глушителем. Макс как-то уже и позабыл, что он работает на Гидру и это несет за собой целую тонну всяких обязательств. Например, ему не положено было бежать с корабля, как крысе, если он вдруг решит затонуть посреди бермудского, мать его, треугольника. Теперь вы понимаете? Всё было действительно очень плохо. Как его группа осталась цела почти в полном составе – одному Боженьке известно. Удача от Максима не отвернулась. Наоборот, кажется, наклонилась пониже, поглядеть на смешного мальчика в наколках, показала шикарное декольте. Максик туда заглянул, да не прогадал. Среди обломков, там, где был когда-то славный ЩИТ, он находит – чисто случайно, обход был запланирован по другому маршруту – перебитую, пробитую, изломанную, но живую  Наталью Романову, известную как Черная Вдова. Она почти не дышит, она то ли в коме, то ли еще где – почти на том свете. У нее переломаны почти все ребра, а то единственное, что на месте – треснуло в двух местах. Так потом говорят врачи. Макс, не особо разводясь на аккуратность, взваливает тело на плечо и вызывает вертушку. Их забирают быстро, только его и Наталью. Остальные добираются сами, едва не угодив в лапы агрессивных дебилов. Наталья была его кумиром. Какое-то продолжительное время. Он чуть ли не вырезки из газет как-то клеил себе на стены, да в душе подрачивал порой. В общем, не особо заморачивался. А тут – на собственных руках внес в белоснежные палаты Гидровских лабораторий, вызывая неприязненное шипение лабораторных крыс в белых халатах. Проходит пара недель – и ее уже почти восстановили. И вот начальство посылает, мол, сходи да проверь. Будет теперь в твоей группе. Ну как, посылает. До этого он неделю ходил и бил лбом ковры у ног Всевышнего, мать его, Начальника. Отдайте мне Наташку, отдайте, говорит. Я за ней присмотрю. Теперь мальчишка маленький внутри здорового, накаченного Макса – накаченного херней этой с приставкой нано- да всякими витаминами – визжит от счастья и прыгает выше головы. Наталья Романова лежит на больничной койке, еле-еле очухиваясь от седативных. Имя ей теперь Нэнси Рашман, Гидра велела звать Октябрем. А ниче так кликуха-то. Простая. Хорошая. - Доброе утро, принцесса. – Макс в гражданском, сапоги только военные, привычные, тяжелые, выдают человека не от мира сего, у молний ибо впечатан в кожу знак Гидры. Кофта попроще, джинсы да футболка. – Выспалась? Как ребрышки? А то спеклась ты, мама не горюй. – Парень улыбается слабо вопреки яркому, счастливому и задорному тону, смотрит внимательно, ждет любого выпада. Садится на стул рядышком, аккуратно откидывается на спинку, ноги закидывает на край тумбы прикроватной. Врач, чуть ли не исходя слюной от ярости, выплывает из палаты, убедившись, что пока не надо ничего приводить в порядок.

Ощущения – на грани фантастики. О таком бы писать в книгах.. но читать их, видимо, будет только Фобос. Он забывал о демоне через пару недель после того, как покидал его. Но возвращаясь сейчас мыслями к прошлым встречам – испытывал сладкое предвкушение. Кончики пальцев подрагивали, пока Велиал натягивал цепь, словно присматриваясь, словно вспоминая. Звенья нагрелись ощутимее, раздражая светлую кожу. Страх вскинулся, ловя взгляд старого бога, судорожно втянул воздух, услышав.. не приказ, нет. И не просьбу. Это была простая констатация факта, изложенная простым, знакомым языком. Здравствуйте, проходите, чай, кофе, раздевайтесь.
Одежду он снимал.. привычно. Стащил куртку, тяжело упавшую на пол, потянул вверх края футболки, снял её через голову. Не смотрел на демона, не фокусировал даже взгляд. Уголки губ то и дело подрагивали в преддверие улыбки – соскучился, чего уж таить и увиливать. Чувства к демону были.. странными. Натянутыми, словно ржавые струны, готовые вот-вот лопнуть. Струны дрожали, вибрировали, при сближении входили в резонанс, грозя порваться в самых болезненных местах. Пряжка ремня сухо щелкнула. Стянув в себя штаны вместе с бельем и вышагнув из башмаков, Фобос зябко переступил с ноги на ногу.
Смертное тело. Смертные ощущения, приближенные к самому максимуму. Не все люди испытывают такой спектр чувств.  Да и не все хотели бы. Цепь, лживо расслабившись, тут же впивается в шею, пережимая дыхание, заставляя вдыхать резче, глубже, проталкивая воздух вглубь легких. Павор смотрел куда-то мимо, поверх плеча демона. Прежде, чем последовать за Велиалом, Страх кинул взгляд в окно – девочка на соседней лужайке смотрела в окно. Видела ли она или была слепа из-за яркого детройтского солнца, проглядывающего из-за смога заводов? Знала ли она то, что видит? Деревянный пол был прохладным, чуть скрипел под ногами. Бог со скрытым интересом осматривался, запоминая, впитывая, словно губка. В комнате, куда привел его демон, было так же светло, как и в остальных. Когда Велиал подтянул цепь кверху, Фобос инстинктивно схватился за звенья там, где они цеплялись друг за друга, впиваясь в кожу. Но короткая команда заставила, вздрогнув, руки опустить, заводя их за спину. Темная кожа ремня почти привычно стянула запястья. Фобос всё же усмехнулся, пряча улыбку. Правда, опустить голову и спрятать взгляд не получилось – цепь, зацепившись за гвоздь, мешалась, заставляя беспомощно и доверчиво подставлять шею не по своему желанию.
Темная ткань плотно легла на глаза, оставляя лишь тонкую светлую полосу по нижней стороне. Фобос был готов к чему угодно, но не к почти_целомудренному_объятию, на которые демон расщедривался.. никогда. Воздух застрял где-то в пережатом горле, по телу прошла мелкая дрожь. Это что-то новенькое. Бог коротко, незаметно кивнул, поведя головой вслед за отстранившимся Велиалом.
И остался один.
Его зацепили на крюк, посадили на цепь, словно дворовую псину. Его оставили без одежды. Ему приказали ждать, лишив всего, кроме привычного обоняния. Его оставили. Но он был защищен. Фобос отчего-то полагал, что рядом с демоном он защищен почти от всего. Он доверялся ему, открывал себя всего, пусть они никогда и не общались. Павор не знал о его бессмертии, не рассказывал о своем. Не хотел знать. Не хотел говорить. Всё, чего ему хотелось – принадлежать и чувствовать, что кто-то эту принадлежность уверено и четко присваивает себе. Демон прекрасно справлялся с вверенными в его руки обязанностями.
Их встречи почти всегда были короткими.. иногда демон позволял Фобосу оставаться дольше, чем на пару-тройку дней. Тогда это был словно своеобразный, личный, какой-то интимный праздник. Всегда – в разных образах, всегда словно какие-то постановки. Фобос не знал, выдумывает демон на ходу или заранее задумывает, что делать. Чаще звал сам Велиал, но бывали случаи, когда Фобос остро искал встречи с ним.
Как тогда, оставив свой амулет, наполненный неправильно распределенной энергией – Страх влил в старый медный наконечник стрелы почти половину своих сил – в нише одного из своих старых домов. Велиал знал про этот тайник.. И иногда его даже проверял. Фобос сумел позвать его только спустя два года, но за это время совсем скатился в темную бездну. Тогда ему досталось знатно, увидев демона, он сорвался, прижимаясь к нему с какой-то детской ревностью, пытаясь зацепиться руками поудобнее, вжимался носом в плечо. А потом долго просил прощения за свое поведение, стоя на коленях, прижимаясь щекой то к полу, то к шершавой стене, молча и благодарно принимая всё, что с ним делали. И ушел только спустя почти две недели. Велиал тогда, кажется, вымещал на нем какую-то другую, чужую злость, адресованную не ему, не Фобосу, но прошедшую через него раскаленным лезвием. Он еще долго, очень долго не менял тогда облик, лелея сходящие с кожи следы, рассказывающие все о их встрече.
Часы шли медленно, растягиваясь каждый в пару отдельных вечностей. Страх прислушивался к шагам Велиала, жадно впитывая любые звуки, доносящиеся из коридора и других комнат. Прошедшую ночь он вычислил по тому, как потускнела полоска света на границе зрения. Он переступал с ноги на ногу, ерзал скрученными ремнем запястьями по крестцу, выгибал спину и словно искал удобную позицию. Каждый раз звенья впивались в кожу, пульсацией чужой энергии доказывая, что он тут не на правах гостя и друга, а на правах чужой собственности. В конечном итоге он все же извернулся, переместив уходящие вверх звенья к загривку. Теперь он мог склонить голову, повернуться окончательно к окну спиной, с головой погрузившись в шелковую темноту.
Сначала затекла шея. Затем – запястья налились свинцом. Ступни стали ныть к исходу ночи. Грудную клетку неприятно кололо отсутствие достаточного количества кислорода. Фобос то и дело облизывал моментально пересыхающие губы, дерущие язык порванной ссохшейся кожей.
Фобос перебирал в памяти старые встречи, иногда уходил мыслями к брату, который не знал, не подозревал о такой стороне бессмертия близнеца. Но тут же отметал их в сторону, вновь слыша шаги Велиала.
Демон вернулся.. видимо, спустя сутки. Сначала Страх услышал его слова. Потом лишь – понял, что старый бог стоит близко. Настолько близко, что кожей буквально ощущалось его касание. Цепь пульсировала уже почти физически.
Докажи, что я нужен тебе.
У Страха предательски дрожали руки. Благо, из-за того, что они были сведены за спиной и перетянуты ремнем, этого не было видно. Разве что только дергались то и дело кончики пальцев.. Бастард жадно втянул воздух, разбирая запах на составляющие; и только потом подался вперед. Запах ударил в нос с новой силой, хотя тянуться почти не пришлось. Фобос, совсем не ожидавший этого, пораженно замер, уткнувшись носом аккуратно в ключицы стоявшего напротив демона. В его голове прошла вечность, в действительности – несколько секунд. Страх судорожно вдохнул, беспомощно всхлипнув, совсем не обратил внимания на налившееся тяжелым свинцовым шаром возбуждение, мазнул по впадинке между ключицами губами, задевая кожу кончиком языка. И тут же, словно боясь, что у него это отберут, поставят на колени, накажут, позволил себе то, чего обычно никогда.. да вообще – никогда не делал. Широко мазнул языком от ключицы вверх, туда, где плечо плавно переходит к шее. Он впитывал теперь вместе с запахом вкус. Чуть горьковатый, непривычный, знакомо отдающий по рецепторам, но от того не менее восхитительный.